– Эх, давненько сюда не заглядывал… – произнёс он. – Вот в этот угол и сваливайте добро ваше.
Когда мещёрцы принялись перетаскивать груз, серб вспомнил о подозрениях.
– Открой, – показал он на одну из корчаг.
Размотав верёвки, парни сняли с горловины холст.
– Мёд, – произнёс серб и нахмурился.
Он закрыл склад, наложил на шнур свинцовую печать.
Ондроп всё время вертелся рядом с чиновником, пытаясь выведать дальнейшую судьбу как людей, так и груза.
– Завтра разберёмся, – буркнул серб вместо прощания и побрёл в город.
***
Мещёрцам не терпелось с головой окунуться в богатство. Полная опасностей дорога, хвала богам, подошла к концу. Утром, как только уладится дело с чиновниками, сразу на торг! Скинуть груз ещё до полудня, пусть и уступив немного в цене. И тогда сказка обернётся явью!
Люди говорили всю ночь. Делились, как водится, мечтами о грядущих тратах и пиршествах. Пытались подсчитать свою долю и спорили, почём уйдут пряности в Константинополе.
Из всей ватаги спать вовремя улеглись только Ушан и Тарко. Чунай, не принимая участие в разговорах, всё время качал головой и многозначительно переглядывался с Рыжим. А тот хмурился всё больше, пока, наконец, не выдержал.
– Спешите повиснуть на крюках здешних катов? – рявкнул он на спорщиков. – Поверьте, они не добрее любых других. Даже если крюки у них золочёные, боли вашей это не уймёт.
– Ты о чём? – удивился Ондроп и покосился на Чуная, ища поддержки.
Однако ханьский купец с осуждением качнул головой.
– Вы слишком быстро забыли наш уговор: ни слова не молвить о пряностях, – заявил Рыжий. – Какого пса мы таились всю дорогу? Чтобы раскрыться под самыми стенами Царьграда?
– Но мы уже здесь. Всё кончено!
– Как бы не так. Всё только начинается. Мы здесь, но с чем? С грузом мёда и воска, не забывайте. Сегодня уплатим пошлину за что? За мёд и за воск. И получим право на торговлю, угадайте чем?
– Мёдом и воском, – буркнул кто-то.
– А нельзя ли всё сделать законно? – спросил Ондроп.
– Можно. Для этого не стоило удирать от галер. Нужно было отдать им весь груз и молить богов, чтобы нас отпустили живыми. Ибо закон здесь на стороне тех разбойников. Латиняне давно откупили у властей право на торговлю всем, что приносит прибыль.
Народ замолчал. Рыжий плюнул и отправился к вурдам, которые ночевали под дверью портового склада. Устав от качки и тесноты корабля, они сами вызвались сторожить до утра груз.
– Мешки с шерстью хотя бы не думают каждый миг о наживе, – бурчал Рыжий.
Н-да. Зато мешки с шерстью думают каждый миг о развлечении и никогда не упускают возможности подковырнуть товарища. Едва Рыжий прилёг возле сараев, Власорук потянулся и мечтательно заявил Быстороногу, какой барыш он рассчитывает получить со всего этого дела. Вурды принялись громко спорить о ценах, и дел мыслями о том, куда каждый из них употребит свою долю, да с каким шумом отпразднуют они возвращение…
Глава XXIX. Поворот
Решение пришло внезапно, когда Алексий находился уже на грани голодного обморока. Он так и не понял, было ли то его собственное озарение, или откровение, ниспосланное богом. Скорее всего – второе, ибо соображал он в последние дни туговато. Видимо, есть всё же польза в иступлённых молитвах, постах и отказах.
Обернуть гибельное проклятие против врагов – вот в чём заключалась находка. Она выглядела изящной, хотя и предполагала немалые трудности. Главная из них – как распорядиться монахами. Там, куда он собрался, одному не справиться. Потребуются помощники. Но пересекать с ними море – значит наверняка подвести под проклятие. На корабле не уединишься от спутников. За несколько дней, а то и недель плавания чары, так или иначе, коснутся их.
Следовало всё хорошенько обдумать, а до тех пор иметь дело с кем-нибудь одним.
Порученцем он избрал своего любимчика Пересвета. С одной стороны Алексий вполне доверял молодому монаху, с другой – потеря недавнего новика, случись ему попасть под проклятие, оказалась бы меньшим из зол.
Ещё несколько дней прошло, прежде чем замысел созрел окончательно.
Священник позвал Пересвета и говорил с ним довольно долго. Объяснил суть затруднений, назначил место встречи. Затем некоторое время писал приказы для передачи другим.
– Ты будешь молчать, – предупредил Алексий. – Ни Василий, ни кто-нибудь ещё не должны узнать о проклятии раньше срока. Я отправлюсь сегодня, а ты сразу, как только встретишься с тем пареньком и выведаешь у него подробности. Возьми с собой человек пять самых надёжных, но и им ничего не говори, пока не доберётесь до места.
Он отобрал из остатков запасов серебра несколько вещиц, удобных тем, что занимали мало места при довольно высокой стоимости, покидал их в мешок и направился к выходу из подворья.
– Кир Алексий! – бросился вдогонку Василий. – Я позову кого-нибудь в сопровождение.
– Я ухожу один, – заявил Алексий, не сбавляя ход. – Ухожу из города. Ты остаёшься. Следи за литовцами и постарайся сорвать их замыслы. Пересвет знает всё, что необходимо. Он отправится следом за мной чуть позже. Отпустишь с ним тех монахов, на которых он укажет. И не расспрашивай ни о чём, слышишь? Это приказ.
– Но почему? – Василий семенил, едва поспевая за хозяином.
– Это опасно для вас. Всё. Больше ни слова. Возвращайся. Дальше пойду один.
Василий отстал. Задумался. Опасно? Как бы не так. Раньше священник не слишком заботился о жизни своих подручных. Вон их сколько по безвестным лесам да оврагам лежать осталось. Но не спорить же с митрополитом? Раз он решил побеспокоиться о слугах, значит, тому есть причина.
Спорить не след, но разузнать подробности показалось печатнику совсем не лишним. В конце концов, дело могло затронуть и его самого. Поэтому, вернувшись на подворье, Василий сразу подозвал Хлыста.
– Немедля проследи за митрополитом, – шепнул он монаху. – Но лучше не попадайся на глаза. Хозяин запретил себя провожать.
***
Дюжина лачуг лепилась на узкой полоске между городскими стенами и кромкой воды. Во время осенних бурь волны, бывало, докатывались до порогов жилищ, а раз в несколько лет смывали деревушку совсем.
Всюду блестела на солнце чешуя, воняло гнилыми водорослями и несвежей рыбой. Рядом с домами лежали перевёрнутые днищем вверх лодки. Алексий бегло осмотрел их. Большинство годились лишь для плавания в проливе да возле берегов. Несколько более крепких на вид способны были идти под парусом, но и они вряд ли когда-то испытывали на себе вольный разгул открытого моря. Выбрав среди лодок наименее побитую, Алексий открыл дверь соседней лачуги.
Рыбак – грек лет сорока – сидел во главе стола. Его семья, состоящая из жены, двух сыновей и дочери, расселась по сторонам. Семья обедала, если скудную даже по меркам священника трапезу можно было назвать таким сытным словом. Кроме варёной рыбы на столе лежала лишь стопка серых лепёшек.
Увидев гостя в богатом плаще, хозяин вскочил.
– Мне нужна лодка, – заявил Алексий. – Прямо сейчас.
– Господин не ошибся, – воскликнул хозяин. – Во всей деревне лучше лодки не сыскать. Так что господин желает? Переправиться в Константинополь? На азиатский берег?
– Нет, – ответил священник. – Мне нужно пересечь море. Понт.
– Но господин, – хозяин несколько растерял рвение. – Наша лодка, пусть и самая лучшая, не предназначена для столь дальнего пути.
Алексий достал серебряную цепочку и положил на стол перед греком.
– Этого достаточно, чтобы твоя семья не нуждалась, даже если ты вдруг не вернёшься.
– Я пойду с сыном, – возразил рыбак, не спуская глаз с сокровища.
Священник кивнул и добавил к цепочке тяжёлый перстень.
Уже через полчаса лодка отошла от Галаты, и рыбак с сыном поставили парус, хотя ветер совсем не торопился наполнить его.
С непогодой они столкнулись позже, сразу, как только вышли из пролива. Хищные тучи поджидали добычу неподалёку от берегов.
Такие бури в это время для Чёрного моря большая редкость. Рыбацкую лодку швыряло и захлёстывало волнами. Дождь вносил свою лепту в потоп. Никакого укрытия на такой маленькой лодке не было предусмотрено.
Алексий не мог даже очистить желудок без того, чтобы не получить в лицо удар волны.
***
Хлыст вернулся бледным.
– Хозяин нанял лодку и ушёл в пролив, – доложил он печатнику.
– Что? – не поверил Василий. – Куда он направился? К туркам?
– Не знаю. Женщина утверждает, будто он подрядил её мужа, чтобы пересечь море.